ЭТА СТРАНИЧКА ПОСВЯЩЕНА МОЕМУ ОТЦУ ГОРЮН

            ВАСИЛИЮ МИНОВИЧУ И РОДУ ГОРЮНОВ

 

я,  Горюн Александр Васильевич , мой отец Горюн Василий Минович, родом с села Курово Погарского района Брянской области, 21 января 1931 года рождения.........                                                           ,      

                                                                                                                                    /  21\01\1931 :) -17\03\2007 :(  /...

 

небольшой фото экскурс в историю.....

Горюн Василий Минович и его жена Горюн Валентина Юрьевна на отдыхе в Ялте

Горюн В.М. выпускник Харьковского института механизации и электрификации сельского хозяйства, выпуск №20 1950-1955 года

  

выпускники....

преподаватель Горюн Василий Минович

преподавательский состав Хорольского техникума механизации сельского хозяйства 1970 год

валя и вася на клумбе возле дома

маленький сашка с отцом.....

папа и сын

Крым, Саки, санаторий Полтава

Крым, Саки , 1986

 

мой первый класс...\ Хорольская школа №2 \

......с инета по географическому расположению даного селения \ Путивльский р-н соседний с Погарским \, да и семьи с фамилией Горюн там очень часто встречаются...,  отыскал такую инфу относительно горюнов.....

 

       по  материалам сайта          http://dankovkazak.by.ru/ 

 

Горюны

Опубликовано:

ГОРЮНЫ: история, язык, культура. Материалы международной научной конференции (Институт языкознания РАН, 13 февраля 2004 г.)

Сумы, 2005.

 

 

 

 

Климчук Ф.Д. (г. Минск)

 

К этноязыковой истории Днепровского Левобережья (в связи с проблемой этногенеза горюнов) –0,50 арк.

 

         Нынешняя конференция посвящена этнографической группе или субэтносу – горюнам. Организаторы конференции насчитывают 6 деревень, в которых горюны проживают. Белорусский исследователь И.В.Каращенко насчитывает 9 деревень. Разница, пожалуй, в следующем. Организаторы конференции, может быть, не включили деревень Старые и Новые Вирки и Калищи, которые отметил И.В.Каращенко. Старые и Новые Вирки входят в состав Белопольского района, а не Путивльского. Калищи же официально не существуют, а считаются частью другого населенного пункта.

         Итак, всего 6 или 9 деревень. Но горюны постоянно заявляли и заявляют о себе. Свидетелем этого является хотя бы нынешняя конференция. И не только. Такое малое количество представителей данного субэтноса и не растворились среди окружающего населения. Объяснять это наличием лесного окружения явно недостаточно. Больших лесных массивов в Путивльском районе не так уж много, если сравнить этот регион, например, со средним Надприпятьем. Как правило, такое сохранение этноса часто объясняется в первую очередь наличием у него в прошлом так называемых “золотых веков”. Эти “золотые века” исследователям желательно попытаться найти.

         Горюны характеризуются значительной спецификой. Об этом свидетельствует хотя бы такой факт. Если спросить человека, побывавшего в Путивльском районе, какие национальности его населяют, он непременно ответит: три национальности – русские, украинцы и горюны.

         В письменных памятниках не сохранилось указаний, кто является предками горюнов. Единственно кажется несомненным, что они живут здесь очень давно. Жили они на Путивльщине еще во времена Великого княжества Литовского, а может быть и до этого. 

         А каков нынешний статус горюнов? Официально всё просто, а фактически не всё так. Как уже отмечалось выше, на неофициальном уровне горюны стоят в одном ряду с русскими и украинцами.

         Много нерешенных вопросов, связанных с горюнами. И они далеки от окончательного разрешения. Но постановка таких вопросов необходима. Да и частичное разрешение их реально.

         Рассмотрение проблем, связанных с горюнами, следует вести в таких направлениях.

         1. Сами горюны – их язык, культура, менталитет, зафиксированные факты истории.

         2. Аналогии с другими подобными субэтносами, например, тороканцами и городенцами в Брестской области, автюками в Гомельской области, различными другими славянскими и неславянскими этническими общностями.

         3. Их окружение.

         4. Горюны и их окружение в пространстве и времени.

         Окружение горюнов – это различные группы украинцев, русских, белорусов. Территорию этого окружения следует понимать в узком и широком плане. Узкий план – это Путивльский район. Широкий план – это Днепровское Левобережье. Нас будет интересовать не всё левобережье Днепра, а бассейн Десны и сопредельные регионы. Это зона лесостепи и леса.

         В средневековье указанную территорию заселяли северяне. Их наименование в более поздние времена – севрюки. Ученых удивляет следующий момент: почему северяне вошли в состав не какого-нибудь одного, а в состав всех трех восточнославянских этносов. На наш взгляд, объясняется это довольно просто.

         Даже теперь мы можем найти прямых потомков древлян, дреговичей, радимичей, кривичей, вятичей, словен новгородских. В местах их проживания со времен Киевской Руси фактически не было смены населения. Иное дело, например, уличи. Это племя сыграло немалую роль в формировании украинского этноса. Но со своей первоначальной территории на пограничье лесостепи и степи они были вытеснены и переселились в более северные и северо-западные районы..

          История пограничья лесостепи о степи в Поднепровье имеет свою специфику. В прошлом это граница между земледельческим населением и кочевым миром. В благоприятные времена лесостепь плотно заселялась земледельцами. Местность удобная для жизни земледельцев: плодородные почвы, наличие лесов. Но через какое-то время земледельцы вытеснялись кочевниками. Они переселялись в лесные области. Там они смешивались с коренным населением. Проходило определенное время, ситуация в лесостепи менялась и лесостепь снова заселялась земледельцами. Но это уже были не прямые потомки прежнего

лесостепного населения, которое раньше отсюда ушло. Это были потомки этого населения, но  в его смешении с населением лесных областей.  Такие перипетии в течение веков и тысячелетий повторялись неоднократно.

         Каковы же судьбы отдельных групп северян?

Наибольше претендентов на непосредственных потомков северян у населения средней и северной полосы Черниговщины и северной части Сумщины (кроме северных окраин). Эта территория наименее опустошалась. Там, по линии Чернигов – Глухов,  распространены наиболее типичные восточнополесские украинские говоры. Однако необходимо учесть и следующее. Черниговщина рано вошла в состав Киевской Руси и с тех пор испытывала влияние Киевщины. Во-вторых, неизбежен и в эту зону прилив населения их Днепровского Правобережья. Поэтому о говорах области по линии Чернигов – Глухов можно сказать, что в них, скорее всего, сравнительно с другими диалектными единицами наиболее отразился северянский компонент.

Кстати, исследованные украинские говоры Путивльского района (Скуносово, Мануховка, Пруды) относятся к указанным наиболее типичным восточнополесским говорам.[1] 

Территория нынешних южной Черниговщины и северной Полтавщины была сильно опустошена. Позже она дозаселялась и заселялась как потомками северян, так и потомками племен Днепровского Правобережья. Потомки северян чаще оказывались в меньшинстве. Это, кажется, в значительной мере отразилось на современной диалектной ситуации этой зоны. На указанной территории распространены восточнополесские и юго-восточные украинские говоры. Как показывает “Атлас української мови”, т. 1 и другие работы[2], во-первых, нет четкой границы между первыми и вторыми, а во-вторых, говоры переходные между типичными восточнополесскими украинскими и типичными юго-восточными украинскими превышает территорию типичных восточнополесских украинских говоров (по линии Чернигов–Глухов). Все это свидетельствует о том, что северянский этнический компонент был довольно значителен среди потомков жителей южной Черниговщины и северной Полтавщины.

Севрюки принимали участие в заселении Слобожанщины, но заселяли этот регион преимущественно представители иных этнических единиц.

Северянской была Курская земля, впоследствии сильно опустошенная. При ее дозаселении преобладали выходцы из бассейна верхней Оки. Однако, ранее, скорее всего, на верхнюю Оку имел место прилив северянского населения, земли которого опустошались. Но здесь победил южновеликорусский компонент. Скорее всего, имело место поселение отдельных групп севрюков на Курщине и в период ее заселения и дозаселения.

Когда опустошались южные и юго-восточные части Северянской земли, многие ее жители уходили на север, причем, не только в украинские и русские, но и в белорусские земли. Об этом, в частности, свидетельствует название сел Севруки в Беларуси: в Барановичском районе Брестской области,  Браславском районе Витебской области, Гомельском районе Гомельской области, Вороновском районе Гродненской области, поселок Севруковский в Наровлянском районе Гомельской области.

Кстати, в Беларуси есть села с наименованием Гаруны (в Городокском районе Витебской области и Дзержинском районе Минской области). Это дает основание высказать предположение, что нынешние горюны являются осколком какого-то восточнославянского племени, не зафиксированного “Повестью временных лет”.

В Беларуси зафиксированы следующие фамилии, имеющие непосредственное отношение к нашей теме.[3]

І. а) Гарунович: Шкловский район Могилёвской области, Воложинский и Минский районы Минской области; б) Гарунов: Пинский район Брестской области, Витебский, Лёзненский и Полоцкий районы Витебской области, Буда-Кошелевский, Петриковский и Хойникский районы Гомельской области, Лидский район Гродненской области, Быховский, Осиповичский и Чаусский районы Могилевской области, Молодечненский район Минской области; в) Гарунь: Борисовский район Минской области. Псевдоним одного известного белорусского писателя – Алесь Гарун (фамилия – Прушинский; 1887–1920).

ІІ. а) Сяврук: Барановичский, Ганцевичский, Ивацевичский, Лунинецкий районы Брестской области, Браславский и Докшицкий районы Витебской области, Житковичский, Калинковичский и Петриковский районы Гомельской области, г. Гродно, Вороновский, Дятловский, Зельвенский, Сморгонский районы Гродненской области, Воложинский, Столбцовский, Узденский районы Минской области, Кировский и Осиповичский районы Могилёвской области; б) Сяврис: Островецкий район Гродненской области; в) Сявругин: Брестский район Брестской области, Полоцкий район Витебской области; г) Севрук: Барановичский и Ганцевичский районы Брестской области, Мозырский район Гомельской области, Вороновский и Скидельский районы Гродненской области, Борисовский, Любанский, Несвижский, Солигорский, Слуцкий, Узденский, Червенский районы Минской области, Бобруйский и Глусский районы Могилевской области; д) Севрукевич: Хотимский район Могилевской области; е) Севруков: Городокский, Полоцкий, Россонский, Чашникский районы Витебской области, Светлогорский район Гомельской области, Быховский, Костюковичский и Осиповичский районы Могилевской области; ё) Севрик: Борисовский район Минской области; ж) Сявро: Ошмянский район Гродненской области; з) Сявров; Славгородский район Могилевской области.   

Обратим еще внимание на говоры донских казаков[4]. Донские казаки делились на низовых (жили в низовьях Дона) и верховых (жили по среднему течению Дона и на его притоках). Говоры верховых казаков относятся к восточной (рязанско-воронежской) группе говоров  южновеликорусского наречия. Эта диалектная группа образует один ареал. Говоры низовых казаков относятся к южной (курско-орловской) группе того же наречия. Территория распространения говоров этой группы образует два разорванные ареала: 1) Орловщина и Курщина, которые соседствуют с Полесьем, 2) низовья Дона с сопредельными территориями. Эти два ареала разорваны зоной распространения говоров восточной (рязанско-воронежской) группы южновеликорусского наречия.

Рассмотренная конфигурация ареалов различных групп южновеликорусского наречия дает основание высказать следующие предположения. Низовое донское казачество вероятно подпитывалось выходцами из Курщины – Орловщины. Это как будто свидетельствует о давних значительных миграциях из Орловской и Курской земель в низовья Дона.  Иначе как объяснить тот факт, что говоры низовых донских казаков и  говоры Орловщины и Курщины образует единую диалектную группу. Позже благодаря миграциям из Рязанской земли и сопредельных территорий в Воронежский край ранее единый орловско-курско-нижнедонской ареал был разорван ареалом рязанско-воронежских говоров. Все вместе свидетельствует о довольно ранних значительных миграционных потоках из областей, сопредельных с восточным Полесьем на юго-восток.

Кстати, русские говоры Путивльского района относятся к курско-орловской диалектной группе.

Рассматривая историю заселения Днепровского Левобережья, нельзя не коснуться Святогорского монастыря в нынешней Донецкой области Украины[5]. Как известно, Слобожанщина (нынешняя Харьковская область и сопредельные территории, в их числе север нынешней Донецкой области) заселялась в основном в середине и второй половине ХVII века. Город Цареборисов на территории нынешней Харьковщины основан в самом начале ХVII в., но просуществовал всего несколько лет. Между тем, Святогорский монастырь впервые упоминается в 1624 г., задолго до массового заселения Слобожанщины. Тогда же упоминается святогорский лист, это листья кустарника сумах.  Еще ранее, в 1547 г., впервые в русских документах упоминается местность Святые Горы (район монастыря на Донце). Еще ранее упоминает Святогорск австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, совершивший путешествие по России в 1516–1526 гг. Все эти упоминания свидетельствуют об очень раннем возникновении Святогорского монастыря в глубине донецких степей.

И Путивльский край, и Святогорье вошли в состав Московской Руси около 1500 г. До этого они входили в состав Великого княжества Литовского.  В составе Великого княжества Литовского Путивль являлся центром удельного княжества, затем центром повета (уезда). Естественно предполагать, что в Путивльской земле существовал не только г. Путивль, но и сельские населенные пункты. А в этих сельских населенных пунктах или в части их, скорее, всего, жили горюны или их предки. Ведь первые упоминания о горюнских сёлах на Путивльщине относятся к ХVI в., т.е. они упомянуты через сравнительно непродолжительное время после того, как этот край вошел в состав Московской Руси. В Путивльском крае после 1500 г. поселились русские однодворцы, а горюны – более ранние поселенцы в этом регионе.

Замечу, что одно из основных отличий горюнского говора от соседних восточнополесских украинских и русских говоров – это наличие в нем белорусского компонента.[6]   

Говоря о Великом княжестве Литовском, необходимо коснуться языковой ситуации в этом государстве. Как известно, первые письменные памятники на литовском языке появились в ХVI в. В это время Путивльский край уже входил в состав России. В Великом княжестве Литовском языком делопроизводства в то время и наиболее престижным языком среди княжеского двора и элиты был белорусский язык. В Путивле, как городе пограничном, скорее всего, находился гарнизон великих литовских князей, в котором звучал и белорусский язык. Этот язык не мог не оказывать влияния на соседние сельский говоры. После включения Путивльского края в состав Московской Руси в городе Путивле стал преобладающим русский язык. Не только выходцы из других регионов на нем говорили, но и местные старожилы переходили на русский язык. А вот в сёлах (по крайней мере, в их части) могла сохраниться прежняя ситуация.

Сравним ситуацию в Вильнюсе и его окрестностях. В настоящее время в том городе преобладают литовцы. До 1939 г. в этом городе наиболее многочисленным было польскоязычное население. Это не удивительно, ведь с конца ХVII в. официальным языком в Великом княжестве Литовском был польский язык. Казалось бы, что за несколько столетий польский язык утвердится и в сёлах Виленщины. Он действительно утвердился, но лишь частично. В этом регионе даже к северо-западу от Вильнюса, наряду с польской, в 1970-е годы продолжала бытовать белорусская речь[7], частично сохранились и традиционные литовские говоры. В то время как белорусский язык не являлся официальным языком Великого княжества Литовского с конца ХVII в.  Белорусским компонентом могли подпитываться говоры горюнов также посредством контактов с различными этническими восточнославянскими группами, населяющими бассейн Десны[8].

Приведем еще некоторые факты.

Для древнерусского книжного языка была характерна полумягкость переднеязычных согласных перед гласными *е, *и. В некоторых полесских говорах она сохранилась до настоящего времени.[9]  В материалах архива «Атласу української мови», который (архив) хранится в Институте языковедения НАН Украины, зафиксирована эта особенность в говорах сел Мефодиевка Середино-Будского района Сумской области (№ 15) и Вовна Шосткинского района той же области (№ 17). Нельзя исключать, что подобная архаика в прошлом была характерна и для горюнского говора.

На конференции прозвучало сообщение, что многие особенности фольклора горюнов находят аналогии в фольклоре западной части Рыльского района Курской области. В связи с этих я вспоминаю один случай. Дело было в 1955 г. Ехал я поездом где-то на территории России. В наше купе сели двое молодых людей – парень и девушка. Говорили они между собой на родном говоре. Я спросил, откуда они и на каком говоре разговаривают? Ответ был таков: «Мы из Крупецкага района Курскай области, а гаварят в гораде – па гарадскому, а мы па-калхознаму». Насколько я помню, их говор весьма похож на горюнский.

Участник конференции Н.Татаринов сообщил мне, что русскому говору села Юрьево Путивльского района характерны словоформы типа бик ‘бык’, миш ‘мыш’. Так это же полесская черта. Узкой полосой, часто прерываясь, тянется она до западной границы Беларуси[10]. Это наводит на мысль, что говоры однодворцев в Путивльском районе испытали определенное полесское влияние, Скорее всего однодворцы ассимилировали какие-то группы более ранних насельников Путивльщины.

Обычно этноним горюны связывают со словом горевать. Отсюда горюны – это горемыки’. А вот в говорах Пинского района Брестской области слово гороваты имеет значение трудиться, работать’. Вот собираются женщины на работу в колхоз сортировать картофель и говорит одна: Зарэ пійдымо гороваты. Если исходить из такой интерпретации значения слова, то горюны – это ‘трудяги’.

На конференции в докладе И.Т.Чернякова прозвучала информация о существовании точки зрения, выдвинутой М.Г.Халанским, согласно которой горюны являются потомками летописных горян. Замечу, что с лингвистической позиции такая мысль возражения не вызывает. Подобное находим в Брестско-Пинском Полесье, где бытует этноним гидуны´. Связывается он со средневековыми этнонимами готы, гетоны[11].

 

Некоторые итоги.

Горюны продолжают оставаться загадкой. Не исключено, что это преимущественно потомки одной из местных групп северян, которая в эпоху Великого княжества Литовского испытала влияние белорусской языковой стихии.   Не исключены и иные варианты. Может быть, это группа северянско-радимичского происхождения. А возможно потомки северянской группы, переселившиеся на северо-запад, а после, сохраняя историческую память, вернулись обратно.

Очень важно продолжение уже начатого серьезного изучения языка, фольклора, духовной культуры, менталитета этого этноса. Было бы замечательно, если бы был составлен более-менее полный диалектный словарь горюнского говора. На конференции был представлен небольшой словарик специфических горюнских слов, составленный Н.Татариновым. Есть смысл предложить автору продолжить начатую работу.

         7.05.2004 г.

 


[1] Атлас української мови, т. 1. Київ, 1984, п. 178, 191; Говори української мови (збірник текстів). Київ, 1977. С.204–206.

[2] Атлас української мови… Г.Мартинова. Середньонаддніпрянський діалект. Фонологія і фонетика. Черкаси, 2003.

[3] М.В.Бірыла. Слоўнік беларускіх прозвішчаў і іх геаграфія (рукапіс).

[4] Н.Н.Дурново, Н.Н.Соколов, Д.Н.Ушаков. Диалектологическая карта русского языка в Европе. Петроград, 1914.

[5] И.А.Бойко. Святогорск. Донецк, 1962.

[6] Ігар Карашчанка. Гаруншчына // Arche, 3 (26) – 2003. С. 226–228.

[7] Слоўнік беларускіх гаворак паўночна-заходняй Беларусі і яе пагранічча. Мінск. У пяці тамах:  т.т. 1 (1979), 2 (1980), 3 (1982), 4 (1984), 5 (1986).

[8] В.В.Седов. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 258, 273 (на картах показан клин переходных русско-белоруских говоров, тянущийся на юго-востоке до р. Сейм в районе Рыльска).

[9] Ф.Д.Климчук. Диалектные типы Полесья // Слово и культура. Памяти Никиты Ильича Толстого. М, 1998, т. 1. С. 118—135.

[10] Дыялекталагічны атлас беларускай мовы. Мінск: Выд-ва АН БССР, 1963. Карты № 22, 24, 37—41.

[11] Ф.Д.Клімчук. Заходнепалескі этнонім гідуны // Беларусь у сістэме транс’еўрапейскіх сувязяў у І тысячагоддзі н.э. Міжнародная канферэнцыя. Мінск, 1996. С. 43. В.У.Мартынаў. Этнічны склад насельніцтва старажытнага Палесся //  Загароддзе-1. Матэрыялы Міждысцыплінарнага навуковага семінара па пытаннях даследавання  Палесся (Мінск, 19 верасня 1997 г.). Мінск, 1999. С. 26.

 

 

 

а вот еще инфа к слову горюн, использованы "Материалы сайта Географические названия Оренбургской области: Краткий топонимический словарь Т.Ф. Слободинской - http://topsl.narod.ru/"

 

Горюны
Габдрафиково ] Гавриловка ] Гай ] Гармаши ] Гаршино ] Гасвицкое ] Гатный ] Георгиевка (Егорьевка) ] Гирьял ] Гнездиловка ] Гнездовка ] Голубой факел ] Горный ] Горный Лен ] Горюны ] Гребени ] Григорьевка ] Грязнушка ] Губерлинские ворота ] Губерлинские горы ] Губерля ] Губерля ]
   

Горюны, горная гряда, часть водораздельного хребта, отделяющего басс. р. Сакмары от басс. р. Урал. Название это объясняют тем, что в этих горах добывали медную руду и в очень тяжелых условиях отвозили ее за 200 верст отсюда, в Башкирию: зимой не один из рудовозов замерзал. Однако такое объяснение, скорее всего, народная этимология. Действительно, слово горюн имеет значение "горемыка", но в данном случае это местное название гор. В диалектах употребляются иногда в значении "гора" такие формы как горынь, горыня (откуда в народном творчестве названия мифических чудовищ "змей-горыныч" и "змей-горюн"). Хотя форма горюн в значении "гора" не зафиксирована в словарях, сопоставление названий чудовищ позволяет делать вывод, что горюн, горюны - это "гора, "горы" (в увеличительном смысле). В обл. имеются и другие отдельные горы под таким же названием. Имеется и пос. Горюн в Новоорск. р-не.

 

 

а эти материалы взяты с сайта         http://dankovkazak.by.ru/ 

 

Подводя итог краткому исследованию истории Севрюков, нельзя обойти и ещё одну довольно загадочную этногруппу, также неразрывно связанную корнями с историей древней Северской земли, так называемый древнерусский реликт – горюнов, особой языковой группе славянского населения.

Горюны – бывшие монастырские крестьяне окрестностей древнего Путивля, ныне города в составе Сумской области Украины,  со стены которого Ярославна плакала по плененному князю Игорю. Не причисляют себя горюны ни к русским, ни к украинцам, ни к белорусам, хотя довольно часто горюнов смешивают с белорусами. Это неверно.

 Происхождение горюнов до конца точно не установлено, скорее всего сам термин “горюн” находит параллель со словом “огонь, гореть” – вспомним, что огонь играл в жизни древних славян далеко не последнюю роль (Иван Купала – праздники, связанные с костром, символом Солнца). Более того, в Иоакимовской летописи кроме широко известных полян упоминаются и некие горяне. Обнаружил их ещё Татищев.

Кто же были горяне? Жители гор? Потомки славянского племени, поклонявшегося огню? Ещё одна загадка и полноценного утвердительного ответа на неё нет.

Выше уже приводилась найденная параллель между некоторыми уже почти вымершими диалектами Брянщины и языку “Слова о полку Игореве”. Так вот диалект горюнов также имеет колоссальное сходство с языком “Слова”: “ляпо бяшешь!” (красиво врёшь) и прочее. “Йон, йона (он, она)” должно быть схоже с белорусским “ён” и с говором воронежских однодворцев “ён, ёна” – отсюда и прозвище – ён, ёнка. Некоторые подобные слова попадались и в селе Бересток Севского района, Брянской области (прим. автора), но население там, вероятно,  больше тяготеет (тяготело) к украинско-русско-белорусско-севрюцкому, и лишь только популяционная близость наводит о мыслях родственности горюнам. А ведь здешние места никогда не пустовали начиная с домонгольского периода!

    А вот название горюнами обычного чеснока есть “скорода”, слово, как известно, греческое. Как оно попало сюда, на Северщину? Наверное ещё Северяне “принесли” его в здешние края после походов на Византию в VI веке.

Могли ли горюны донести до наших дней язык древнекиевской Руси? Всё может быть…

Новая Слобода, Линово, Калищи, Бывалино – сёла – настоящая кладезь особой культуры горюнов, к сожалению практически уже вымершей.

Ещё одна компактная суб-этническая группа на территориях бывшей Северщины – шаповалы, жители окрестностей Ропска (юго-запада Брянской области, ранее север Черниговской губернии), но она ближе всего опять-таки к белорусам, а язык их является искусственным, говором, по происхождению схожим с языком орловских офень – мелких торговцев и ростовщиков.

Сюда же можно отнести и полехов из Орловско-Калужско-Брянского Полесья, по всей вероятности потомков коренных жителей домонгольских времен.

 

Как переплетается этногенез горюнов с севрюками, коренным и древним населением Северской земли? Возможно, новые находки и открытия покажут и дадут о себе знать.

            А уж это – дело времени.

 

 

вот еще интересные факты о слове горюны..., взято с сайта http://www.gazetastrela.ru/

 

Еженедельная газета "Стрела" Стрела (51/531)

 

Текущий номер: 51 / 531

В последний путь...
Отношение к смерти у жителей столицы в начале XX века было двоякое. С одной стороны – благоговейное, как полагается у добропорядочных христиан,
а с другой – похороны всегда были одним из наиболее любимых общественных зрелищ, на которые стекались и знать, и простонародье. Memento mori вызывало у людей неудержимое любопытство. Все знали, что когда-нибудь их тоже так...
Ну, может, не совсем так, может, несколько иначе...
И все-таки интересно, как именно?
Итак, погребение по православному обряду обычно проходило на третий день после кончины. Обставлялась церемония, в зависимости от платы, по пяти категориям. Первый разряд – самый высший – конечно же, привлекал внимание всех, кому процессия встречалась на пути. Во-первых, гроб везла колесница, запряженная шестеркой (запряженных по двое) сильных черных коней, на головах которых развевались пышные перьевые султаны, а их спины покрывали белые сети с серебряными кистями. На платформе устанавливалась так называемая часовенка (балдахин) с горящими лампадами, сделанная из снежной парчи. Лошадей вели под уздцы “горюны” – в белых цилиндрах, сюртуках и брюках, они несли в руках фонари-факелы...
Кто же такие эти самые “горюны”? О, это была интереснейшая профессия, хотя в штате похоронного бюро никто из них не состоял. Их набирали от случая к случаю (читай: от похорон к похоронам). Обычно они тусовались в огромной чайной в Малковом (теперь Бойцова, параллельном Вознесенскому проспекту) переулке, том самом, который ведет от Садовой улицы к Фонтанке. Это были места еще те. Как писал Н.Н. Животов: “... играют на гармонике, поют, ругаются, кричат, дерутся, обнимаются с женщинами. Полная свобода, простота нравов, циничная откровенность и отрицание всякого понятия о приличии... Босые или в опорках... Все под хмелем, по рукам ходят косушки или полуштофы...” Вот из такой среды и набирали горюнов.
Сами понимаете, профессия эта была одной из “нижайших”. Кандидаты в горюны производили впечатление: пожилые опустившиеся пьянчуги, подрабатывающие лишь время от времени. Утром в чайную приходил приказчик из похоронного бюро и отбирал по своему вкусу – чтобы не выглядели чересчур дико после ночной попойки – человек 10–15. Свои отрепья они снимали и им выдавали “рабочую униформу”, упоминавшиеся цилиндры, сюртуки и брюки (последние были по колено, подвязывались веревками и заправлялись в сапоги). На кладбище горюны снимали гроб с колесницы, нес­ли его к могиле: близким родст­венникам участвовать в этом не разрешалось. Подмечая, кто из близких расплачивается, горюны подходили к нему и просили на чай, уверяя, что “все было по первому разряду, похоронили вчистую”. На чай им, конечно, давали, и тогда вся гоп-компания весело садилась на пустую платформу колесницы и возвращалась в бюро. Картина была еще та: горюны прямо в пути раздевались, снимая “форму”, складывали ее в ящик, находившийся под площадкой для гроба, оттуда вытаскивали свою и переодевались.
Но вернемся к похоронам “первого разряда”. Впереди процессии шла красивая двуколка с еловыми ветвями, которые один из горюнов разбрасывал по дороге. За похоронной колесницей шли родственники усопшего: дамы в траурных платьях, мужчины с черными креповыми повязками на рукавах. После них – оркестр, а еще дальше – кареты и коляски. Конечно, подобная процессия привлекала внимание толпы, потому что “прокатиться” старались по Невскому и обязательно так, чтобы напрочь перекрыть движение на магистрали. Стоили “перворазрядные” 950 рублей – целое состояние, в плату включали не только колесницу и двуколку с лошадьми и горюнами, но и 16 факельщиков, читальщиков, наряд полиции, а также публикации объявления в газетах. (Для сравнения: последний разряд, пятый стоил 45 рублей – пара меринов (без попон), дроги (без намека на балдахин), два факельщика и единственный читальщик, на гробу сидит кучер в “форме” горюна – жалкое зрелище. Хотя, если сравнить с сегодняшними...)
В том случае, если хоронили военных, полагалась совершенно иная “декорация”, а если чин был высокий, то помпа создавалась невероятная. Перед колесницей “друзья и однополчане” несли на подушечках ордена и медали покойного, после родственников и сопровождающих шло три, а то и четыре оркестра, за ними ехали воинские части, затем кареты – для немощных стариков и для того, чтобы развозить публику с кладбища. Гробы строевых военных высших чинов везли на лафетах, в которые впрягали шестерки лошадей цугом по паре. Никаких горюнов не признавали, а на каждой левой лошади сидел ездовой, сбоку ехал верхом фейерверкер, а перед офицерами по обеим сторонам лафета – почетный караул: солдаты с винтовками на плечах.
Конечно, мир похоронщиков был совершенно особым, ни на что не похожим, его называли “миром отпетых”. Существование людей причастных к нему – факельщиков, горюнов, читальщиков, штучников, подмастерьев, гробовщиков, прачек, обмывающих покойников, и т.д. проходило или во хмелю, или же в каком-то тупом ступоре. Говорили, что в это среде ничего, кроме цинизма, услышать невозможно: привыкшие к виду смерти, эти люди потешались над самыми сокровенными вещами, которые составляли для них предмет наживы, то есть, по нашему выражаясь, бизнеса. Журналист Н.Н. Животов, проведший в этой среде инкогнито несколько недель, потом писал, что долго не мог прийти в себя от “острот и шуточек гробовщиков”.
Несмотря на большое количество траурных церемоний, жизнь в столице очень быстро “приходила в норму”: о почивших помнили, но очень хорошо понимали – несмотря ни на что, надо жить дальше...
А. Хохрев

 

и еще  с  http://www.booksite.ru/fulltext/vas/ily/lad/89.htm

 

ГУЛЯНИЯ. Бытовая упорядоченность народной жизни как нельзя лучше сказывалась в молодежных гуляниях, в коих зачастую, правда в ином смысле, участвовали дети, пожилые и старые люди.
      Гуляния можно условно разделить на зимние и летние. Летние проходили на деревенской улице по большим христианским праздникам.
      Начиналось летнее гуляние еще до заката солнца нестройным пением местных девчонок-подростков, криками ребятни, играми и качелями. Со многих волостей собиралась молодежь. Женатые и пожилые люди из других мест участвовали только в том случае, если приезжали сюда в гости.
      Ребята из других деревень перед тем, как подойти к улице, выстраивались в шеренгу и делали первый, довольно «воинственный» проход с гармошкой и песнями. За ними, тоже шеренгой и тоже с песнями, шли девушки. Пройдя взад-вперед по улице, пришлые останавливались там, где собралась группа хозяев. После несколько напыщенного ритуала-приветствия начиналась пляска. Гармониста или балалаечника усаживали на крыльцо, на бревно или на камень. Если были комары, то девушки по очереди «опахивали» гармониста платками, цветами или ветками.
      Родственников и друзей тут же уводили по домам, в гости, остальные продолжали гуляние. Одна за другой с разных концов деревни шли все новые и новые «партии», к ночи улицы и переулки заполняла праздничная толпа. Плясали одновременно во многих местах, каждая «партия» пела свое.
      К концу гуляния парни подходили к давно или только что избранным девицам и некоторое время прохаживались парами по улице.
      Затем сидели, не скрываясь, но по укромным местам, и наконец парни провожали девушек домой.
      Стеснявшиеся либо еще не начинавшие гулять парни с песнями возвращались к себе. Только осенью, когда рано темнело, они оставались ночевать в чужих банях, на сеновалах или в тех домах, где гостили приятели.
      Уличные гуляния продолжались и на второй день престольного пивного праздника, правда, уже не так многолюдно. В обычные дни или же по незначительным праздникам гуляли без пива, не так широко и не так долго. Нередко местом гуляния молодежь избирала красивый пригорок над речкой, у церкви, на росстани и т.д.
      Старинные хороводы взрослой молодежи в 20-х и начале 30-х годов почти совсем исчезли; гуляние свелось к хождению с песнями под гармонь и к беспрестанной пляске. Плясать женатым и пожилым на улице среди холостых перестало быть зазорным.
      Зимние гуляния начинались глубокой осенью, разумеется с соблюдением постов, и кончались весной. Они делились на игрища и беседы.
      Игрища устраивались только между постами. Девицы по очереди отдавали свои избы под игрище, в этот день родственники старались уйти на весь вечер к соседям. Если домашние были уж очень строги, девица нанимала чужую избу с обязательным условием снабдить ее освещением и вымыть после гуляния пол.
      На игрище первыми заявлялись ребятишки, подростки. Взрослые девушки не очень-то их жаловали и старались выжить из помещения, успевая при этом подковырнуть местных и чужих ухажеров. Если была своя музыка, сразу начинали пляску, если музыки не было - играли и пели. Приход чужаков был довольно церемонным, вначале они чопорно здоровались за руку, раздевались, складывали шубы и шапки куда-нибудь на полати. Затем рассаживались по лавкам. Если народу было много, парни сидели на коленях у девиц, и вовсе не обязательно у своих.
      Как только начинались пляски, открывался первый горюн, или столбушка. Эта своеобразная полуигра пришла, вероятно, из дальней дали времен, постепенно приобретая черты ритуального обычая. Сохраняя высокое целомудрие, она предоставляла молодым людям место для первых волнений и любовных восторгов, знакомила, давала возможность выбора как для мужской, так и для женской стороны. Этот обычай позволял почувствовать собственную полноценность даже самым скромным и самым застенчивым парням и девушкам.
      Столбушку заводили как бы шуткой. Двое местных - парень и девица - усаживались где-нибудь в заднем углу, в темной кути, за печью. Их занавешивали одеялом либо подстилкой, за которые никто не имел права заглядывать. Пошептавшись для виду, парень выходил и на свой вкус (или интерес) посылал к горюну другого, который, поговорив с девицей о том о сем, имел право пригласить уже ту, которая ему нравится либо была нужна для тайного разговора. Но и он, в свою очередь, должен был уйти и
      прислать того, кого закажет она. Равноправие было полнейшим, право выбора — одинаковым. Задержаться у столбушки на весь вечер - означало выявить серьезность намерений, основательность любовного чувства, что сразу же всем бросалось в глаза и ко многому обязывало молодых людей. Стоило парню и девице задержаться наедине дольше обычного, как заводили новую столбушку.
      Игра продолжалась, многочисленные участники гуляния вовсе не желали приносить себя в жертву кому-то двоим.
      Таким образом, горюн, или столбушка, давали возможность:
      1. Познакомиться с тем, с кем хочется.
      2. Свидеться с любимым человеком.
      3. Избавиться от партнера, если он не нравится.
      4. Помочь товарищу (товарке) познакомиться или увидеться с тем, с кем он хочет.
      Во время постов собирались беседы, на которых девицы пряли, вязали, плели, вышивали. Избу для них отводили также по очереди либо нанимали у бобылей. Делали складчину на керосин, а в тугие времена вместе с прялкой несли под мышкой по березовому полену. На беседах также пели, играли, заводили столбушки и горюны, также приходили чужаки, но все это уже слегка осуждалось особенно богомольными родителями* (*Автор по-прежнему настойчиво обращает внимание на то, что его «Очерки» не претендуют на широкое академическое описание. Читатель вправе дополнять каждую главу собственными вариантами).
      «На беседах девчата пряли, - пишет Василий Вячеславович Космачев, проживающий в Петрозаводске, - вязали и одновременно веселились, пели песни, плясали и играли в разные игры. В нашей деревне каждый вечер было от четырех до шести бесед. Мы, ребята, ходили по деревне с гармошкой и пели песни. Нас тоже была не одна партия, а подбирались они по возрастам. Заходили на эти беседы. По окончании гулянок-бесед каждый из нас заказывал «вытащить» себе с беседы девицу, которая нравится, чтобы проводить домой. Кто-либо из товарищей идет в дом на беседу, ищет нужную девушку, вытаскивает из-под нее прялку. Потом выносит прялку и передает тому, кто заказал. Девица выходит и смотрит, у кого ее прялка. Дальше она решает, идти ей с этим парнем или нет. Если парень нравился, то идет обратно, одевается и выходит, если не нравился, то отбирает прялку и снова уходит прясть».
      Уже знакомый читателю А. М. Кренделев говорит, что в их местах «зимними вечерами девушки собирались на посиделки, приносили с собой пяльцы и подушки с плетением (прялки не носили, пряли дома). За девушками шли и парни, правда, парни в своих деревнях не оставались, а уходили в соседние. На посиделках девушки плели кружева, а парни (из другой деревни) балагурили, заигрывали с девушками, путали им коклюшки. Девушки, работая, пели частушки, если был гармонист, то пели под гармошку. По воскресеньям тоже собирались с плетением, но часто пяльцы отставляли в сторону и развлекались песнями, играми, флиртом, пляской. Зимние посиделки нравились мне своей непринужденностью, задушевностью. Веселая — это большое двухдневное зимнее гуляние. Устраивалась она не каждый год и только в деревнях, где было много молодежи. Ребята и девушки снимали у кого-нибудь просторный сарай с хорошим полом или свободную поветь (повить), прибирали, украшали ее, вдоль трех стен ставили скамейки. Девушки из других деревень, иногда и дальних, приходили в гости по приглашению родственников или знакомых, а парни шли без приглашений, как на гулянку. Девушки из ближних деревень, не приглашенные в гости, приходили как зрители. Хотя веселая проводилась обычно не в праздники, деревня-устроитель готовилась к ней как к большому празднику, с богатым угощением и всем прочим. Главным, наиболее торжественным и многолюдным был первый вечер. Часам к пяти-шести приходили девушки в одних платьях, но обязательно с теплыми шалями (зима! помещение не топлено). Парни приходили тоже в легкой одежде, а зимние пальто или пиджаки оставляли в избах. Деревенские люди зимой ходили в валенках, даже в праздники, а на веселую одевались в сапоги, ботинки, туфли. А для тепла в дороге надевали боты. В те годы были модными высокие фетровые или войлочные боты, и женские и мужские. Девушки садились на скамейки, а парни пока стояли поближе к дверям. Основные занятия на веселой - танцы. В то время в нашей местности исполнялся единственный танец - «заинька» (вместо слова «танцевать» говорили: «играть в заиньки»). Это упрощенный вид кадрили. Число фигур могло быть любым и зависело только от желания и искусства исполнителей. В «заиньке» ведущая роль принадлежала кавалерам, они и состязались между собой в танцевальном мастерстве. Танцевали в четыре пары, «крестом». Порядок устанавливался и поддерживался хозяевами, то есть парнями и молодыми мужиками своей деревни (в танцах они не участвовали). Они же определяли и последовательность выхода кавалеров. Это было всегда трудным и щекотливым делом. Большим почетом считалось выйти в первых парах, и никому не хотелось быть последним. Поэтому при установлении очередности бывали и обиды. Приглашение девушек к танцу не отличалось от современного, а вот после танца все было по-другому. Кавалер, проводив девушку до скамейки, садился на ее место, а ее сажал к себе на колени. Оба закрывались теплой шалью и ждали следующего круга танцев. Часов в 9 девушки уходили пить чай и переодеваться в другие платья. Переодевания были обязательной процедурой веселых. Для этого девушки шли в гости с большими узлами нарядов, на 4-5 перемен. Количество и качество нарядов девушки, ее поведение служили предметом обсуждения деревенских женщин, они внимательно следили за всем, что происходило, кто во что одет, кто с кем сидит и как сидит. Около полуночи был ужин и второе переодевание. На следующий день было дневное и короткое вечернее веселье. Парни из далеких деревень приглашались на угощение и на ночлег хозяевами веселой. Поэтому во многих домах оказывалось по десятку гостей. Об уровне веселой судили по числу пар, по числу баянов, по порядку, который поддерживали хозяева, по веселью и по удовольствию для гостей и зрителей».
      Во многих деревнях собиралась не только большая беседа, но и маленькая, куда приходили девочки-подростки со своими маленькими прялками. Подражание не шло далее этих прялок и песен.
      Момент, когда девушка переходила с маленькой беседы на большую, наверняка запоминался ей на всю жизнь.

     

а это инфа с сайта http://www.svobodanews.ru/

 
 Россия
[27-02-04]

Россия как цивилизация

Горюны

Автор и ведущая Елена Ольшанская
Редактор Ирина Лагунина

В передаче участвуют:

  • Лукерья Андреевна КОШЕЛЕВА, жительница села Линово, Путивльский район Курской области
  • Иван Тихонович ЧЕРНЯКОВ, доктор исторических наук, Институт археологии Украины
  • Благодарность Михаилу СУББОТИНУ, США

    В феврале 2004 года в Москве прошла двухдневная научная конференция, посвященная "горюнам" - так на протяжении многих веков называют себя жители нескольких сел, расположенных неподалеку от старинного города Путивля. Говорят эти люди по-русски, носят русские имена и фамилии, но не отождествляют себя ни с кем. Среди украинских белорусских и русских соседей горюны выделяются особенностями народных костюмов, некоторыми чертами речи и удивительным древним пением. Кто эти деревенские жители? Успеют ли ученые разгадать тайну их происхождения прежде, чем они растворятся в современном обществе? На научный симпозиум в Институт языкознания приехала наследница певческой традиции из села Лино'во Лукерья Андреевна Кошелева. Выступал также киевский археолог, "чистокровный горюн", Иван Тихонович Черняков.

    Елена Ольшанская: "Славяне, живущие по Днепру, называемые поляне и горяне, утесняемы будучи от казар, которые град их Киев и прочие захватив, собирали дани тяжкие ..." - "История русского государства с древнейших времен" Василия Никитича Татищева упоминается едва ли не как главный источник, когда речь заходит о так называемом "суб-этносе", или народности "горюнов". Речь, впрочем, заходит очень редко. Татищев жил в 18 веке, он был среди первых ученых нового, послепетровского времени. Серьезный научный интерес к крестьянству возник в России гораздо позже, лишь во второй половине 19 века, а в начале 20-го многое было уничтожено революцией. Тем не менее, не в густом лесу, не на острове, а в центре страны продолжали жить люди, которые по-своему пели, разговаривали, хоронили покойников, пока однажды их не заметили этнографы и удивились. Иван Тихонович Черняков - ученый, археолог, он родился и вырос в деревне, жители которой называют себя "горюнами".

    Иван Черняков: Когда маленький человек рождается, вряд ли он знает, кто он такой - горюн или украинец или русский. Это позже начинается, в пять-шесть лет, когда в селе ему доверяют гусей пасти, потом телят. Впервые, когда я пас телят, из соседнего села начали пацаны кричать: "Горюн, дудка, на горе у тебя будка!.." Наверное, тогда обидно стало. Дразнили, как мы говорим "йон", "йость" . Украинцев мы хохлами называли, а русские - это кацапы, а вот мы, горюны - мы отдельно, ни к тем, ни к другим не относимся.

    Елена Ольшанская: Повседневная деревенская речь сохраняет языковые особенности, унаследованные коренными жителями от далеких предков. По сходству и различию бытовых слов этнолингвисты вычерчивают карты расселения древних племенных групп. Иногда граница проходит внутри улицы современного села. Никто из нынешних потомков славян, кроме горюнов, не употребляет, например, "йость" как форму глагола "быть", не говорит вместо "он" - "йон". Для науки тут кроется серьезная загадка. Среди племен, населявших когда-то территорию Киевской Руси, известны северяне.

    Иван Черняков: Северяне упоминаются еще как одно из самых древних племен в византийских источниках 6-7 века нашей эры. Они почему-то оказались на Балканах, на границах с Византией, переселялись, воевали. Современная "переясловщина", "черниговщина", даже появился термин "черниговская северянщина", "переяславская северянщина". Ну и по Десне и по верховью Днепра земли занимали северяне. Было какое-то огромное объединение предгосударственное, хотя они не стали, так сказать, организаторами Киевской Руси, но было какое-то объединение очень мощное. И, наверное, из Переяславля, от северян пальма первенства перешла к полянским племенам, к Киеву. Поляне и горяне. Иоакимовская летопись, на которую впервые обратил внимание Татищев. Он считал, что горюны - это те древние горяне, которые упоминаются в летописи. Но это тоже не дает нам разгадки их имени. Горяне, кто они? Жители гор? Да, когда на Балканах ходили, где-то жили на верху в горах, могли назваться горянами. Другая версия - в этом районе, где жили северяне, наиболее лесистые участки местности для земледелия выжигались, подсечное земледелие, могли от этого прозвище получить. Другое мы знаем - в языческой религии огонь, Иван Купала - праздники, как правило, связаны с костром, как символом солнца. Тогда горяне - те, которые, возможно, имели отношение к жреческим, так сказать, функциям проведения таких крупных племенных праздников с разведением огня. Топонимику никто пока не изучал, вот слово "горынь", названия рек и так далее... А это стоит изучать. Вот, например, наш известный Змей Горыныч, думаю, имеет отношение к горюнам.

    Елена Ольшанская: Лукерья Андреевна Кошелева родилась и всю жизнь прожила в селе Линово Путивльского района. Это - граница Украины и России. Путивль - из древнейших городов Киевской Руси. Там на городской стене, по преданию, плакала Ярославна о плененном князе Игоре.

    Лукерья Кошелева: Когда я была мало'ю, были старые дедушка, бабушка, разговор был у их такой, рассказывали ж мне, что раньше иссылали сюда каторжников. И женщин иссылали, и мужчин иссылали. Хат не было', выкапывали себе землянки и в тех землянках нахо'дилися. По какому случаю назвали деревню Лино'во? Сильные снега, когда весною таеть вода, то с той стороны, с России, поступала валовая вода, сильная, и все на свете. Вода захо'дила в хаты к людя'м, и однажды очень большой приплыл "лин", рыба большая (линь). Вот. То этот лин зашел в хату, и назвали село Линово.

    Иван Черняков: Мы не боимся леса. Для всех других лес - это так, а для нас лес - родной, вот так говорила бабушка. Люди очень крепкие и устойчивые. Лечила травами, травами всякими. Вот она собирала. Грибов много было. Я помню, у нас бочки стояли с грибами, маслята, опеньки. Когда я в Путивльском педучилище первый раз познакомился со "Словом о полку Игореве", то удивился, что бабушка, если я немножко завирался, когда она меня спрашивала, говорила: "Ля'по бя'шешь!", то есть, врешь хорошо [См. передачу "Слава и плач" о переводе "Слова о полку Игореве" В.А.Кожевниковым]. И вот там, когда : "Не лепо ли ны, бяшетъ, братие, почяти старыми словесы трудных повестей о по'лку Игореве...?" Меня удивило, неужели горюны с 12-13 века донесли речь древнекиевской Руси? Нигде ни в одном селе я больше не встречал, чтобы так говорили: "ляпо бяшешь". Нигде это не сохранилось, а у нас сохранилось. То есть, у нас сохранились в речи очень архаичные, древние элементы. Вот чеснок, который растет на лугах - "скорода' ", слово греческое, откуда оно пришло к горюнам? Непонятно. Может быть, со времени похода северян в 6 веке на Византию? Это удивило еще Лихачева Дмитрия Сергеевича. В других селах нет такого названия лугового лука.

    Лукерья Кошелева: Я в 1924 году родилась, 26 декабря. В 1933 году начали строиться колхозы и начали людей, кто в колхоз не хочет идтить, прогонять из хат. Так получилося, еще были живы дедушка и бабушка, не хотели идтить в колхоз. Ну у нас забрали лошадь, корову, овечек, все забрали, зерно забрали, вот, картошку забрали, где была на поле еще некопанная, покопали. Зерно, какое посеянное, пожалти все. Вот. Мы осталися под открытым небом, никто нас не пускал ночевать. Одна женщина, ей уже теперь царство небесное, тетушке Ольге Толстошеевой - были у ей детки, такие, как я, была у нее дочечка, Анна, и сынок был. Ну она нас приняла и мы у нее были. А дома забирали коммунисты, кто-то сказал, что "задрипанные", прости, Господи . Даже говорили (мать у меня Ореховна) : "Ореховна, не обижайся, никто тебя не прогонял, власть тебя не прогоняла из хаты, а прогнала моя Меляновна", жинка его. А почему прогнала? Потому что наша была хата и рядом хата родителей ее. Сказала: "Прогони их из хаты, а я чтобы с родителями рядом жила". Забрали все, одежду забрали, платки, весь наряд. Уже я в школу ходила, погляжу, в материных платках ходят люди и в юбках. Юбки ж тогда были широкие, шерстяные, суконные, самые разные.

    Иван Черняков: Я закончил семь классов, поступил в Путивльское педагогическое училище и там столкнулся с тем, что про горюнов знали, что живут в районе, в Новой Слободе, Линово, Калищи, Бывалино и так далее, это отсталые люди. Это правда. Во время войны лет пять мне было, мужчин не было в селе, все ушли в партизаны. У отца было 13 братьев, вернулось только трое. Все детство не было у нас, скажем, обуви, мне плела лапти сестра. Ну ей это надоело, "я тебя научу", и она научила меня. Где-то лет в пять я научился сам плести лапти и плел до десяти лет, а, может быть, и позже. Сам плел и ходил. Разбились - следующие плету. Взял лыко, летом драли это лыко, а потом его размягчали в воде и плели. Вот, наверное, в Путивльском районе многие в лаптях ходили и в других селах, но почему-то считалось, что в лаптях ходят только горюны. В хозяйстве, скажем, мялки, прялки, в Линово горшечники самые знаменитые, горшки обжигали. То есть, это отсталые люди, люди прошлого. Смотрели немножко в педучилище как на каких-то колдунов, говорили, что нам присуще какое-то колдовство. Вот так я ощутил себя горюном. В дальнейшем поступил в университет, никому не говорил, что я горюн, да никто и не знал об этом. На Украине спросите, кто такие горюны, они удивятся, вряд ли знают.

    Елена Ольшанская: Горюнские села жили обособленной жизнью. Советская власть и война оставили на них свои страшные отпечатки.

    Иван Черняков: У нас не помню, чтобы была партийная организация. Мой дядька, председатель колхоза, ходя, здоровый, 2.15 рост у него был, бандюга самый настоящий. Все свои. Другое дело, в селе были такие порядки негласные. И воровали в колхозе и так далее, что-то скрыть надо. Если кто-то что-то скажет, то хата не выстоит. Я знаю, одного сожгли, так было. Куда-то что-то написал, его сожгли. И знаю другое: в 1947 году, говорят, что он был герой Советского Союза, партизан, забыл, как зовут, он пьяный был, запел песню: "Когда Ленин умирал, Сталину приказывал, чтобы хлеба не давал, сала не показывал". Кто-то ж накапал. Через два дня он исчез и не знаю, где делся, кто забрал. Наверное, приехали ночью, забрали. В начале войны Серега Стугин, вот я помню, ему было лет 20, ушел в партизаны, а его отец был в селе. Колхозы еще действовали, хотя немцы вступили, приезжали, и полицаи приезжали. Было колхозное собрание, что нужно отдать зерно партизанам. Его отец говорит: "Что они как собаки бегают? Пусть в других селах берут, что у нас все время берут зерно?". Вот только единственное сказал на собрании, и этого Серегу Стугина заставили... забрали отца, и он его расстрелял. Партизаны ж в селе не жили, они жили в лесу, а пришли ночью втроем, в том числе Серега, и партизаны заставили расстрелять отца вот за эту фразу. После войны он сошел с ума. Я не могу фильмы смотреть о войне. Почему? Потому что в 1942 году, когда бои с партизанами были, всех жителей села, кого немцы поймали, в окопе собрали, согнали, поставили два пулемета и стреляли. Мы упали первые. И лежали до конца дня. Мой сестре тогда было 15 лет. Она стояла рядом со мной, мама, тетка остались живы. Сестре двоюродной, она меньше меня на два года, ей в руку попала пуля, но осталась жива. Там еще раненых было с десяток, они остались живы. Наверное, человек 70-80 были мертвы, их кровь текла на нас. Немцы ушли, мы ж не знали, ушли или нет, мы лежали под этой кровью, пока не стало темно, потом оттуда выползли и ушли в лес. Я с тех пор всегда убегал от уколов. Для меня красная кровь невыносима - сразу становится не по себе. Запах трупной крови у меня остался на всю жизнь. Я думаю, слава Богу, что мне было шесть лет, что психологически я пережил не так остро, как если бы был взрослым человеком.Несмотря на это, я стал археологом, всю жизнь копал курганы и имел дело со скелетами. Но скелеты, кости, они не вызывали никаких таких ассоциаций со смертью. Кто копает скелеты, курганы, им наливают в череп вина, водки, и выпивают из черепа. Я этот курс прошел у старших товарищей. Это никаких проблем не вызывало. А кровь, укол - ассоциацию с этим расстрелом вызывают почему-то.

    Елена Ольшанская: Научная конференция, посвященная истории, языку и культуре "горюнов", была организована художницей Ниной Кибрик. Ведущий, известный лингвист Сандро Васильевич Кодзасов, огласил печальную статистику. В 1970-е годы, когда ученые только начали открывать этот суб-этнос, в шести горюнских деревнях кипела жизнь, строилась новая школа. Церковь и бывший Софрониевский монастырь были тогда закрыты, лежали в руинах. Сегодня они восстановлены при спонсорской помощи москвича, потомственного "горюна" Михаила Ивановича Мураева. Однако из 1,5 тысяч жителей села Линово спустя четверть века осталось 700 человек, вместо 300 детей в школе учится 60. Смертность, как и в большинстве нынешних деревень, в десять раз превышает рождаемость. Филолог и этнолог Светлана Михайловна Толстая, прошлым летом со своими студентами побывавшая в селах, где живут "горюны", обратила внимание на обычай хоронить покойников на огородах, до сих пор существующий в некоторых семьях.

    Иван Черняков: Сколько я помню, похороны деда, бабушек, прабабушек - хоронили на кладбище. А на огородах тоже хоронят. Почему? Трудно объяснить, он хозяин хаты, хозяин всего, и он должен быть здесь. Да, языческий взгляд. Как хозяина хоронят - этого участка, этого двора. В устройстве могилы тоже у есть отличие. Обычно как? Вырывают яму четырехугольную и ложут покойника в гробу. А у нас почему-то делают обязательно сбоку "подбой", отрывают яму, скажем, на метр пятьдесят, а потом сбоку вырывают каморочку, пещеру, туда ставят гроб, яма остается пустой, а гроб сбоку от ямы. Славянами я не занимался, а занимался более древними периодами - неолит, Поле, т.е., 5 - 6 века... Это было у скифов, случаи, но не закономерность. Эти "подбои" были в бронзовом веке, катакомбы были, целые камеры были для этого. Это олицетворяло дом их. Были подбои и в 15-16 вв до нашей эры, в раннем железном веке были подбои. У славян, я смотрел, эпизодически встречается, но такой закономерности, широкого распространения не было.

    Лукерья Кошелева: Пещеры уже бросили копать, потому что это неправильно. Когда могилку выкопаешь, так, а под бочок подкопают, а тут земли на могилку насыпют, а покойник сбоку. Другой, кто приедет могилку копать, копает там, и выкапывали гробы, покойников выкапывали. Поэтому запретили, чтобы не копали под бок. Сейчас уже копают могилочку ровненько, рядышком. А то - катают яичко, а по покойнику ходют. Хоронишь если на кладбище, там весь мир на кладбище. Если, к примеру, родителей не останётся, то кто другой пойдеть, покатает яйцо и помянёть родителя. В саду в огороде, если никого нема, то распахивали. Кто другой займеть усадьбу, распахивают и могилки, и все - ни звать, ни поминать. Но есть и сейчас, и сейчас у нас недавно хоронили одного: тут ровненько огородца немножко, а туда - сад, яр такой. И там в яру же родители раньше были захоронены, и там похоронили парня.

    Елена Ольшанская: Катание пасхального яйца на могиле родителей - один из поминальных обрядов.

    Иван Черняков: Во время войны песен было больше, чем во все другие времена. Я помню годы трудные, 1946-47. Работа от зари до зари была у мамы, конечно. Я телят колхозное стадо пас, где-то 160 телят вдвоем пасли. Уходили рано, солнце вставало, шли на работу. Не платили ничего в колхозе. Я помню, мать должна была даже. Копейки какие-то, по одной копейке за трудодень. Что такое копейка до реформы? Ничто, но никто никаких денег не давал. Но песни шли оттуда. Может быть, потому что тяжело было, может, потому что во время войны тоже было тяжело, мужчин в селе не было, все ушли на фронт или в партизаны у нас. Песен было много. И состязались кутки, прилепы, даже села состязались. Слышно было, особенно весной, когда вода идет весенняя с Русской возвышенности. Овраги у нас - Синий Лог, Яруга... Тишина...когда тепло становилось в конце апреля - в начале мая, то эта луна, которая шла от леса к лесу, села вдали... все было слышно. Куток с кутком состязалися, эти женщины, хоры. В каждом кутке был свой хор. Тто не то, что былорганизованный, просто женщины вечером, когда еще нельзя было на огороде копаться, да и в колхозе меньше работы было, пели, шли с работы и пели. Куток - это часть села.

    Лукерья Кошелева: Когда я еще была малою, как только праздник, воскресенье, суббота, то всегда у нас на улице и мужчины, и женщины всегда собиралися и пели песни на каждой улице. Выйдешь, послушаешь - везде крик. Песни поют всякие разные, старинные песни. Все умели петь, и мужчины и женщины. Кто с радости, кто с горя пел.

    Елена Ольшанская: Есть в Москве ансамбль, который называется "Народный праздник". Им руководит музыковед, преподаватель Гнесинского института Екатерина Анатольевна Дорохова. Двадцать два года назад она и ее ученицы открыли горюнское пение, древнее многоголосие, корни которого уходят в даль языческих времен. Лучшей певицей в селе Линово считалась раньше мать Лукерьи Андреевны, Марфа Орефьевна Толстошеева, Ореховна, как ее называли в деревне. Она и ее подруги, пока были живы, учили образованных москвичек петь так, как умели только они. Главным хранителем "линовской традиции" стал теперь ансамбль "Народный праздник". Лукерья Андреевна при случае выступает с ним вместе. Я попросила ее спеть какую-нибудь старинную песню.

    Лукерья Кошелева: У нас есть свадёбная, когда молодую везут и поют эту песню:

    Бояринь, бояринь,
    Бояринь, бояринь,
    Хорошой, кудрявой,
    Хорошой, кудря-я-явой...
    Хороший, кудрявый,
    Хорошой, кудрявой,
    Белый, кучерявый,
    Белой, кучеря-я-явой...
    Белой, кучерявой,
    Белый, кучерявый.
    Держи вожжи ровно,
    Держи вожжи ро-о-овно...
    Держи вожжи ровно,
    Дёржи вожжи ровно.
    Приударь коня больно,
    Привдать коня бо-о-ольно,
    Привдарь коня боли-но,
    Привдарь коня больно,
    Чтоб ехали-гремели,
    Чтобы ехали греме-ели,
    Чтоб ехали греме-е-ели,
    Чтоб ехали-греме-е-е-ели,
    Чтобы ехали-гремемли.
    Кони повтомились,
    Кони повтоми-и-лись.
    Кони-и повтомили-ись.
    Кони по-овтомились,
    А бояре попоте-ели,
    А бояре попоте-е-ели...
    Бояре пой-потели-и,
    Бояре пойпоте-е-ели,
    А вина захоте-ели,
    Вина захоте- е -ели-и-и.
  •  

         материалы собраны Горюн Александром, использование даной информации без согласовки с автором запрещена.....



    Хостинг от uCoz